«Мечта стала жить мечтой, и превратилась в иллюзию».
(Старый индейский афоризм)
«…пламя огня - всего лишь отблеск фантазии,
которой нужны светлые блики,
чтоб отличать посредством тьмы
присутствие ночи соразмерно графику…»
(Неизвестный индейский поэт)
Пэт стоял голый на кухне и готовил рис по-космополитски. Готовить он и умел и любил. Времени только вот на это не всегда хватало. В кабинете, из встроенных в монитор ноутбука колонок, звучал Дорзовский The End в миксе Миши Спирита. Пэт готовил и курил Сигарету. Он всегда курил, когда готовил.
Засыпав в кастрюлю два стакана пропаренного риса Пэт начал промывать его холодной водой. Добившись того, что из риса больше не всплывала мутью рисовая мука – слил из кастрюли лишнюю воду. Потом, в пропорции два к трём, залил рис той же водой, из-под крана. Компьютер не выключался ни ночью, ни днём. Выделенная линия Интернета позволяла постоянно быть на связи со всеми. Перекричав микс Спирита, послышался гукающий звук. Это пришло приватное сообщение во фри-спиче на Нью-Мьюзик.
Пэт засыпал в кастрюлю готовую овощную смесь Паприкаш, весь пакет. Времени всегда не хватало, так что он пользовался готовыми замороженными смесями. Пока смесь оттаивала, он пошёл в кабинет посмотреть, кто ему пишет. Писал неизвестный ему человек, судя по изложению девушка. Подпись Инкогнито. Сначала это повергло в панику Пэта, так как анонимные послания откровенного содержания всегда побуждают к внутреннему самоанализу происходящего. Манера письма была такова, что Пэт сперва подумал, что содержание сообщения было почерпнуто из произведений неизвестного ему писателя. Просто логические цитаты. Но, вчитавшись, понял, что девушка просто так думает.
Сообщение №1:
«Кто ты, полный энергии оптимист, или разочаровавшийся в жизни неудачник? Кто ты, человек, который нашёл своё место и признание в этой жизни, или человек, захлебнувшийся в грязном потоке продажности?».
Ответил:
«А кто ты? И почему я должен отвечать тебе на твои вопросы?».
Вернулся на кухню, размешал разморозившуюся смесь с рисом. Смесь достаточно удачная, чтобы не покупать всё отдельно. Горох, паприка, томаты, стручки зелёной фасоли. Послышался звук ещё одного сообщения.
Сообщение №2:
«Вчера умер близкий мне человек. Меня по началу распирало это эгоистическое чувство скорби. Ведь когда умирает человек, мы страдаем, жалея, прежде всего себя, так как лишились радости общения с этим человеком. Мы плачем не потому, что так любили этого человека, а потому, что нам одиноко. Я не знаю, что мне делать: плакать о том, что вместе с этим человеком умер прекрасный мир, или радоваться, что этот человек избавился от тяжёлого бремени жизни. Как бы я не поступила, я знаю, что сделаю правильно».
Пэт знал, что это такое – когда умирает близкий человек
…судя по трупным пятнам, он висел далеко не первый час. Язык вывалился и распухший синел. Человек как будто дразнился. Способ самоубийства был самый простой и безкомпромисный. Шёлковая верёвка была перекинута через трубу отопления, что проходила под потолком, над дверью, выходящей на балкон. Человек как бы не висел, а стоял на коленях. Такой способ повешенья самый надёжный. Когда подгибаешь ноги, то верёвка пережимает сонную артерию, и ты уже не можешь, в последнем проблеске инстинкта самосохранения, ослабить затянувшуюся петлю, так как не можешь больше шевелиться. Бог всё-таки любит самоубийц. Он в последний миг дарит им последний оргазм. Трусы человека были мокры от спермы и мочи, вылившейся из расслабившегося в смерти мочевого пузыря. Из носа, почти до пола, свисали сопли. Глаза были закрыты. Руки безвольно свисали вдоль тела.
По квартире уже разливался сладкий запах смерти. На подоконнике стояла пустая рюмка, рядом с ней едва початая бутылка конька. Последняя сигарета, выкуренная человеком, была растёрта по подоконнику, наверное, так он пытался придать себе решительности перед последним своим шагом. На письменном столе, по всем правилам последних желаний, лежала предсмертная записка. Жалкий компромисс с обществом. Попытка само оправдаться даже после смерти.
К Пэту, в тот день, позвонил начальник человека и сказал, что тот не вышел на работу, а сейф, ключи от которого были только у человека, нужно было открыть. Зная, что у Пэта могут быть ключи от квартиры человека, начальник обратился именно к нему.
Ключи были, но когда Пэт приехал к человеку и попытался открыть дверь, то это удалось ему лишь после сильного удара ногой по двери. Она была забаррикадирована изнутри старой мебелью. Уж больно хозяин не хотел быть потревоженным в момент принятия последнего решения в жизни. Никто ему и не помешал.
Увиденная картина не произвела на Пэта особого впечатления, слишком он был потрясён, чтобы быть в состоянии эмоционально реагировать на происшедшее. Пэт просто помогал полиции срезать верёвку, на которой висел человек. После этого помогал нести окоченевший и скрюченный труп с четвёртого этажа. Собственно говоря для этого были приведены два арестанта из отделения, но у одного из них случилась истерика, он проблевался прямо на лестничной площадке, перед квартирой. Пользы от этого арестанта было не просто мало, но теперь пришлось возиться ещё и с ним. Но труп надо было снести к машине, и Пэт взялся помочь. Труп был вынесен благополучно и уложен в кузов грузовой машины. Человек напоминал мумию, так как для удобства в транспортировке был завёрнут в простынь.
Это был отец Пэта.
За день до этого отец приходил к Пэту с бутылкой конька, закатки доморощенных коньякоделов. С той самой бутылкой, что стояла на подоконнике, рядом с повешенным. Пэту было не до него. Пить он не хотел. С отцом не хотел. Поэтому Пэт не церемонясь, выпроводил отца из дому, пообещав встретиться с ним в понедельник и обсудить квартирный вопрос. Вместе они не жили уже несколько лет.
Не поговорил. Не с кем было. Уже.
А через месяц Пэт начал встречать отца на улице. Первый раз было страшно, потом привык. Само собой разумеется, что это был не отец, но лишь человек, похожий на него, но жуткость ситуации из-за этого не уменьшалась.
Потом Пэт перестал его встречать, лишь изредка он приходил к нему персонажем снов, но с этим можно было мириться. Гораздо сложнее было поверить в то, что дети самоубийц – не неудачники!..
Пэт ещё раз помещал, начавший было закипать, рис и убавил немного огонь, чтобы успеть ответить на второе сообщение. На ум пришли некоторые аналогии с творчеством Ремарка, параллели с которым прослеживались в этом сообщении.
Ответ:
«Ты знакома с Ремарком?».
Вода в кастрюле уже достаточно разогрелась, чтобы растворить в себе куриный кубик сухого концентрированного бульона.
Пришло сообщение №3:
«Знакома ли я с Ремарком? Да, знакома. А ещё я знакома с Сартром, Кафкой, Камю, Джойсом, Томасом Манном, Прустом, Зиновьевым и многими другими. Если твоя цель – найти схожесть, то у тебя это получится, причём, не только с моими мыслями и мыслями Ремарка, но и между всеми этими авторами.
Кстати, о Ремарке, ты нашёл самый плохой пример, так как моя точка зрения во многих случаях расходится с точкой зрения Ремарка. Ремарк пишет об изломанных человеческих судьбах, об ужасе войны. Он ненавидит «непристойное баранье счастье» влюблённых, иногда ему «трудно найти слова, когда действительно есть что сказать». Такая литература хоть и интересна, но чужда мне. Мне по душе литература хаоса, отчуждённости.
Единственное в чём я согласна с Ремарком, так это в том, что лучше умереть, когда хочется жить, чем дожить до того, что захочется умереть.
Кстати, о схожести. Всё то, о чём мы думаем, в чём часто ошибочно считаем себя индивидуальными, за нас давно придумал кто-то другой. Ни одной мысли не может возникнуть в нашей голове такой, чтобы её не сказал, до нас, кто-то другой (пусть иногда даже в другой форме).
Индивидуальность человека заключается в том, что, познав как можно дотоле неизведанного, он, суммируя, делает вывод, отбирая из общей массы то, что близко его сердцу».
Пэт сделал ответный ход:
«Но, если ты сумела прийти к таким выводам значит ты человек мыслящий, а стало быть - индивидуальный!».
Теперь пришло время добавить в кастрюлю пятьдесят грамм оливкового масла, что бы рис не подгорел.
И сразу последовало сообщение №4:
«Мысли – вот от чего особенно муторно… Они ещё хуже, чем плоть. Тянутся, тянутся без конца, оставляя какой-то странный привкус. А внутри мыслей – слова. Оборванные слова. Намётки фраз, которые возвращаются, снова и снова.
Это хуже всего, потому что тут я виновник и соучастник. Тело, однажды начав жить, живёт само по себе. Но мысль нет – это я продолжаю развивать её.
Я существую. Я мыслю о том, что я существую! Если бы можно было перестать мыслить!
Я пытаюсь, что-то выходит – вроде бы голова наполняется туманом. И вот опять всё начинается сызнова: «Туман… Только не мыслить… Не хочу мыслить… Я мыслю о том, что не хочу мыслить. Потому что это тоже мысль».
Пэт, пытаясь наладить отношения, отписал:
«Позволь полюбопытствовать, что побуждает тебя писать мне, не взирая на то, что наше мировоззрение радикально расходиться? Ты считаешь, что быть осуждённым к жизни, это что-то нормальное, я же считаю, что позиция – «жить в осуждении жизни» - не моё!!!».
Засыпав в кастрюлю карри и мелко нарезанную шинку, Пэт накрыл её крышкой. Включил таймер обратного отсчёта в часах, выставив его на двадцать две минуты. По его наблюдениям, за это время рис должен был впитать в себя всю необходимую влагу.
Получил очередное пятое сообщение:
«Пишу тебе потому, что меня интересует любая оригинальная точка зрения на то, что происходит в этом мире, независимо от того, совпадает она с моим мировоззрением или нет. Тем более мне интересны чьи-то мысли, чем меньше они совпадают с моими. Я не зацикливаюсь в своём мире. Если человек ищет общения только с теми людьми, которые разделяют его точку зрения, он зацикливается, ограничивая себя в каких-то рамках.
Быть может, ты мне расскажешь, как ты живёшь, если ты не осуждён жить…».
Игра в кошки мышки несколько утомила Пэта, и он, чтобы прекратить этот нескончаемый диспут, так не нужный ему сейчас, просто не стал отвечать ни на это, ни на последовавшее за этим сообщение. Шестое и последнее:
«Человек потерял своё экзистенциональное место. Раньше это была земля. Теперь человек возникает как нечто случайное по отношению к миру, который тоже возник по закону случайности.
Люди случайно рождаются, случайно умирают, случайно загораются звёзды, случайно тухнут…
Мир не соразмерен ни душевной, ни телесной организации человека. Мы живём в больнице умалишённых. Я знаю, мне хватит и четверти часа, чтобы дойти до крайней степени отвращения к себе… Это отражение моего лица. Ничего я не понимаю в этом лице. Я даже не знаю красивоё оно или уродливое. Но меня это не волнует. По сути меня возмущает, что лицу вообще можно приписывать такого рода свойства – это всё равно, что назвать красавцем или уродом горсть земли или кусок скалы.
Ненавижу салюты, они меня пугают. Ненавижу оружие, хотя оно и бывает иногда полезным. Верю в НЛО, искренне верю…
Поэт должен писать для себя. Поэт, пишущий для всех – не поэт. Поэт, которого признаёт масса – обычно плохой поэт. Поэт – индивидуален, следовательно, не признан. Признание – странное понятие. Кому оно нужно, что оно даёт? Быть признанным кем, кучкой ограниченных серых людей? Нет уж, спасибо…
Я боюсь людей, они жестоки, я боюсь существования – оно неизбежно.
Я заявляю: Существование изнасиловало меня!»
«Не слишком ли пафосно, не слишком ли напыщенно, не слишком ли натянуто», - пробормотал Пэт. Затем, расправив затёкшие, от долгого сидения за компьютером плечи, задорно прокричал, единственно видимому оппоненту – монитору, - «Не будем жить жизнью ходячих цитатников… Цитировать нужно легко, шутливо-иронично, непринуждённо и романтично, но упаси тебя Бог от того, чтобы ты произносил слова «великих» серьёзно, подменяя ими свои мысли и чувства.
В первом случае ты лёгок и прекрасен, как тень улыбки в глазах любимой девушки, во втором ты тяжеловесен и до неприличия смешон!».
Таких людей как эта инкогнито всегда хватало. Только вот не всегда они появлялись вовремя.
Неделю назад к нему на мобильный телефон позвонила Падрюга Ася. У него был подавленное состояние. Проблемы с Комитетом наложили свой отпечаток на его душевное равновесие, расшатав его, до полного не могу. Это был её первый звонок лично ему, а не всему Комитету в целом. Личный звонок.
-Ну, привет Пэт. Как твои дела?
-Устал. От всего. Совсем раскис. Хочется прижаться к заветному и целовать. Глаза. Прекрасные глаза. Самые прекрасные во всей вселенной. Чьи? Может быть твои. Не знаю. Ничего не знаю. Хоть это знаю и то ладно. Бегу навстречу ненужному. Просто потому, что коль встану на месте – умру. Обложили со всех сторон. И оно мне не надо и я ему. Проклятье. Стремглав. Не могу есть. Уже почти неделю по пол раза в день. Знаю что надо. Пытаюсь заставить себя, да что толку. Всё достало. Вечеринки. Клубы. Тусовка. Комитет. Как жалко себя. А-я-яй! Хандра вали от меня. Я не твой. Блин, прям как Чапаев. На самом деле ничего не надо рассказывать о себе. Сама просьба об этом, по меньшей мере, неправильна. Это в трёхстах случаях из ста ставит в тупик. Во блин вещатель хренов, только стоит позвонить кому-то, как непроизвольно начинаю растекаться мыслью по древу. Лучшее лекарство. Чёрт побери. И угораздило же тебя прислать тот злополучный ролик. Не было бы его и… Да ничего подобного – просто ты бы, скорее всего, прислала бы его в следующий раз. У тебя приятный голос. Хочу видеть твои глаза. Судя по изображению, они должны быть прекрасными. Прекрасные глаза всегда прекрасны, во блин сказанул. Пиздабол хренов. Соскучился по Нику младшему. Он мне как сын. Когда меня попросили повозиться с ним пару месяцев, я столько для себя выучил нового. Как я шутил тогда, я был для него и мамой и папой – стирал, кормил с ложечки, гулял с ним, садил на горшок, убирал, укладывал спать, убаюкивал его на руках, напевая песни «Чёрного Лукича». Единственно чего я не делал тогда, так это не кормил его грудью.
-Зачем ты мне всё это рассказал? Я не собираюсь быть матерью твоих детей.
-Видишь ли, часто я и сам бываю как ребёнок. Как взрослый ребёнок. И если я верю, в то, что я говорю, то думаю, что в это верит вся Вселенная, а потом оказывается, что моя протянутая ладонь отвергнута и я возвращаюсь к себе. Я люблю себя и хочу, чтобы вся Вселенная полюбила всех нас. Я ЕСТЬ!!!!!
-Такое со всеми бывает и это вовсе не ребячество, хотя так иногда считает каждый. Пока не решает, что он вырос и не начинает думать, что это непозволительное ему ребячество. Тогда чувствовать реально, он почти перестаёт. Пусть с тобой такого не случится.
-Понимаешь, чем шире, по детски, ты раскрыт нараспашку, тем глубже, острее и болезненнее удары, в особенности, если они наносятся самыми близкими для нас людьми.
-Это давно известная правда, это всегда бывает так, но можно сделать и продолжение. Широко раскрытый – всегда будет впереди… так как добро всегда побеждает зло… до сих пор читаю сказки братьев Гримм и Г.Х.Андерсена.
-Да, но меня больше беспокоит то, что первым всегда уходит тот, кто больше другого боится быть брошенным. Этот страх мешает думать, он парализует мысль, и гонит тебя прочь… и однажды ты начинаешь понимать, что бежать больше не от кого и не откуда. Ты уже убежал. От всех и отовсюду. И тогда остаются лишь Двое – ты и твоё одиночество. Если ты научишься побеждать одиночество – ты могуч. Если поддашься ему – ты раздавлен. Не бывает так, что: «Дружите меня! Я никому ничего не должен!». Не бывает дружбы, любви в одни ворота!
-Фак! Эта мысль привела меня в полный шок от осознания того, что сейчас я может быть, вот только час назад ушла первой, это причина моего плохого настроения и полного расстройства. Может, именно я боюсь быть брошенной. Просто я не хочу соглашаться с этой мыслью. Но порой силы просто покидают меня, и именно в такие моменты меня посещает злое одиночество и побуждает отрабатывать свои деньги, может этому хреновому одиночеству я сама и заплатила! Может… Слушай Пэт, кто ещё тут успокаивает друг друга, ты ищущий во мне утешения, или я, только что понявшая как мне самой хреново? Тебе не кажется, что мы поменялись ролями?
-Кажется.
-У меня такое ощущение, что я сейчас умру, такой вдруг я себя несчастной почувствовала.
-Мы рождаемся не для того, чтобы умереть – это удел слабаков! Мы рождены для Любви, чтобы жить вечно. Жизнь без любви – это бесконечность мертвенности бесконечной смерти!
-Ты почти идеалист, я пока не уверена в этой мысли до конца, хотя это было бы ПРЕКРАСНО!!!!!!! Извини, слишком о многом подумать надо. Мне нужно спать.
-Спокойной ночи.
Таймер обратного отсчёта напомнил о том что рис по-космополитски готов. Получилось более чем вкусно. Давно так не готовил.
Усталость, накопившаяся за долгие часы сидения перед монитором, сказывалась ломотой в спине и горящих огнём глазах. Пэт, насвистывая какую-то невнятную мелодию, пошёл на кухню, чтобы покушать и хлебнуть пивка. Нужно было иногда баловать себя, хотя это и шло вразрез с его принципами.
Да пошли они в жопу эти принципы, если они не дают тебе ощущения свободы!
Поев рису и попив пива, Пэт вернулся в кабинет, отключил ноутбук от сети, обесточил, и, взяв с полки отвёртку, открутил ТФТ матрицу монитора. За ней лежал «потерянный» диск. Его так никто и не смог отыскать. Пэт часто замечал, возвращаясь домой, что кто-то рылся в его вещах. Программа защиты ноутбука показывала, что в нём копались в его отсутствие.
Улыбнувшись, Пэт взял аккуратно диск и положил его в карман. Уникальная совместная разработка Главного полицейского департамента Вавилона, разведуправления и Комитета, объёмом в двести семьдесят пять гигабайт.
«Жизнь Прекрасна!!!», не слишком ли много сарказма вложено в название его Игры? – думалось Пэту. Отступать было поздно, да и не охота. Сейчас им руководило то бесшабашное веселье, которое ведёт людей в неизведанные дали. Ему даже не нужно было взбадривать себя стимуляторами, чтобы прийти к такому состоянию. В обезьяньих племенах оно называется Амок, у самцов. Только в его случае, оно вело его не в яростном забытьи, но, а в осознанно яростном неустрашении опасностями.
Когда он прятал диск, будучи ещё в Конвергенции, он толком не знал, что он задумал. Лишь приехав в Вавилон и поразмыслив как следует, он сделал простое но важное решение. Посидев несколько суток, он внёс некоторые коррективы в базе данных, не искажая их, но дополнив одной полезной функцией. То, что ему доверили транспортировать единственный экземпляр базы данных, можно было объяснить лишь тем, что его пытались использовать вслепую. Никто не подумал о том, что Пэт может просмотреть содержимое диска, на столько все были уверены его подконтрольности. (Никто, кроме Смарта). Теперь же Пэт решил вернуть Вавилону то, что Вавилон, казалось бы, потерял. Необходимо было завершить труд всех тех, кто погиб, ведя свою собственную Игру.
Одевшись, Пэт съездил, куда хотел, после этого заехал в Комитет, просмотрел там всю информацию о Чифе Н, полученную только недавно с другой стороны земного шара. Затем вернулся домой, но уже без диска. С рюкзаком полным денег.
Долгие годы Комитет, совместно со всеми силовыми ведомствами занимался тем, что отслеживал всех, кто хоть чем-то выделялся из общего потока. Отслеживал и вёл постоянный контроль над деятельностью и жизнью этих людей. Любая мало-мальски активная политическая партия, криминальная группировка, экономическая структура, ученые, художники и т.д. – ничто не ускользало от пристального внимания Комитета. Со временем слежка начала вестись за всеми жителями Вавилона, без исключения. Так, на всякий случай.
Чтобы довести до абсурда любую абсурдную идею в обществе, необходим был катализатор. Этим катализатором служил Комитет. Никто из людей не задумывался над тем, откуда появлялись «случайно» пришедшие к ним гениальные мысли. Не задумывались потому, что не помнили о «случайных» встречах со «случайными» людьми, которые «случайно» наводили их на эти мысли. Они «случайно» читали «случайные» журналы, газеты, книги. Никто из них не задумывался над логикой этих «случайностей», их закономерности.
Люди заскакивали в метро, но перед тем, как запрыгнуть в вагон, кто-то преграждал им «случайно» путь и они, садясь уже в следующий состав, встречали тех, кто должен был стать для них катализатором.
Случайность, повторившаяся два раз подряд, переставала быть случайностью – она превращалась в закономерность.
Комитет занимался так же добычей всей информации обо всех, разумеется, без спросу у тех, информацию о ком они собирали.
В итоге получилось так, что был собран материал обо всех и на всех. Не осталось не единого человека на Земле, не вошедшего в общую базу данных. Всё это было окончательно обработано и оцифровано в Конвергенции. Для этого Пэт и был послан после всех событий случившихся там в Вавилон. По сети Базу отправлять побоялись, из-за возможной утечки информации. А с простым парнем, не вызывающим подозрений отправка была куда надёжней. Тем более, что из Конвергенции в Вавилон ехать всего сутки. Пэт же пропал на полтора года.
Но! Пэт решил довести до Абсурда, саму идею Игры в Игру. Дезавуировать Игру, как таковую.
Довести Игру до конца!
«Если отталкиваться от обратного, то, по сути, нам всегда плохо, просто, когда нам плохо не так сильно, как всегда, то мы считаем, что нам хорошо. Если нам плохо, значит, в нашей жизни не происходит ничего нового и вот тогда-то натуре творческой, ищущей и становиться по настоящему плохо.
Так что нечего заморачиваться мыслями, которые ввергают в депрессию, это неверный путь – видеть в рождении лишь путь к смерти. Видеть тьму, лишь как рефлектор света. Любовь, как подругу ненависти. Жизнь – не оковы для того, кто живёт жизнью до смерти, а не смертью в оправдание существование жизни!», - с этими мыслями Пэт достал из холодильника упаковку пива и вознаградил себя за пол дня трезвости. Пиво наконец-то охладилось до нормальной температуры, при которой оно ещё не отдаёт спиртягой и в то же время уже не напоминает по вкусу конскую мочу.
Был ли Пэт предателем?
«А кто такой предатель, что он должен предать из твоих ценностей, чтобы ты считал его предателем? А что если для него твои ценности не являются общими с его ценностями, тогда это уже не предательство, а лишь следование собственным путём – отличным от твоего.
Если бы Иуда хоть на мгновение поверил, что Иисус является Сыном Божьим, то он никогда не предал его. Иуда, в его понимании, скорее всего, выдал властям богохульника, а не Бога. Так кто же в таком случае Иуда – предатель или патриот?»
(От автора)
Пэт собрал ноутбук, подключился к сети и настроился на Интернет станцию, которая передавала программы Радио «Голос Конвергенции». Несколько минут в эфире была тишина, потом что-то щёлкнуло в динамиках, и заговорила Падрюга Ася:
«Мы вернулись из Конвергенции. То, что ждало нас в Вавилоне, было отвратным! Мы походили к людям, начинали с ними говорить, но нас посылали нахуй. Пытались знакомиться с кем либо, но не находили правильных, для Вавилона, слов. Солнце всходило сквозь плёнку смога, Моря не было. Мы видели сотни тысяч красивых парней и девушек, но среди них не было ни одного голого человека. Оставалось лишь собираться на свободных для встреч территориях и ностальгировать. Ни к чему хорошему это не приводило, после подобного рода встреч люди были подвержены депрессии ещё больше, так как стимуляция эмоций неизбежно влечёт за собой ещё более гнусную депрессию, усугубленную недавним всепониманием. И мы начинали: безоглядно работать, пить, трансформироваться, абстрагироваться от окружающего, блядствовать, клубиться, уходить в учёбу, уезжать в экзотические страны, ненавидеть Вавилон, презирать Вавилонян.
Чушь! Я то знаю кто мы!
Мы с тобой – сильные личности, а сильным личностям не приходиться ждать помощи. Сильным личностям не любят помогать, люди не любят сильных личностей, так как сильные личности напоминают им о том, чего люди не смогли достичь или сделать в силу различных «причин».
Сильные личности – изгои комплексов неполноценности.
Мы хотим!!! Мы можем!!! Мы делаем!!!
Вот три слагаемые, за которые нас, не задумываясь, пошлют на костёр!!!
Когда никого нет рядом мы плачем от усталости, кусая до крови губы, сжимая до боли кулаки… потом набираем полные, до разрыва, лёгкие воздуха, и снова мы можем и делаем!
Что может нас сломать? Да ничто, кроме нашего неверия в нас! Мы – Бароны Мюнхгаузены, вытаскивающие себя за волосы из болота! Если мы иногда и бываем слабыми, то лишь для того, чтобы, набравшись мужества стать ещё сильней! Наша сила в нашей слабости… но мы сильны знанием и устранением наших слабостей!
Людям спокойней, когда мы, ломаясь, уничтожаем себя и себе подобных, им удобнее видеть нас сломленными, в солнце видеть лишь пятна. В Боге – пьяницу и развратника, а чистоте помыслов – корысть и ханжество! Но я верю нам, а не им, я верю Богу милосердному, а не ущербному, верю в добро, а не во всесилье зла. Верю в улыбку любимого человека, а не блядскость, верю прекрасному, а не извращённому. А тогда, когда я неправа – я верю в то, что я неправа… и учусь быть правой – вытравливая из себя пустоту лжи!
В это мало кто верит, слишком уж всё это иррационально. А кто говорил, что откровенная искренность рациональна. Это две разных субстанции: математических прагматизм и поэтическая чувственность. Проще всего это объяснить пиаром корысти спрятавшейся за красивыми лозунгами. Хотя, иногда стоит копнуть поглубже, но чаще не надо. Всё то, что с таким энтузиазмом провозглашается, лежит на поверхности, и нужно просто верить, верить без оглядки на условности жанра жизни вне Конвергенции.
На этом наше Радио «Голос Конвергенции» прекращает свою работу.
До встречи в Конвергенции!»
Пэт недоуменно хмыкнул. Неужто они уже в курсе? Сегодня как раз был восемнадцатый день. Но ждать кого-либо он перестал уже очень давно.
В квартиру позвонили. Пэт одел трусы и открыл входную дверь.
На пороге стояла дочь Чифа Н. Саша. Падрюга Ася. Улыбнулась, и по-мальчишески передёрнув плечами, сказала:
-Ну, привет ма милый и добрый дрюг.
«…нас не жалели, мы будем жалеть,
нам рот закрывали, мы будем петь,
из стягов алых пошьём папахи
цвет морфия красный, бессилием пахнет…»
(Неизвестный индейский поэт)
обращений к странице:9113