131
Свет, подобно маяку, направляет их шаги. Вскоре они оказываются перед розовым зданием.
– Феншэ мог устроить лабораторию в таком здании, как это.
Окруженная мерцающими фонариками дверь притягивает их. Они входят.
Несмотря на поздний час, внутри много людей. Место напоминает киностудию. На съемочной площадке с античными декорациями девушки в коротких туниках суетятся вокруг высокой блондинки, загримированной под Клеопатру.
Похоже, это сцена оргии. Молодые женщины ласкают друг друга, целуются, давят у себя на груди кисти винограда, купаются в бассейне, заполненном молоком.
– Снова эпикурейцы? – спрашивает заинтересованный Исидор.
Лукреция презрительно морщится.
– Видимо, это отдушина для нимфоманок. Еще одна форма умопомешательства, направленная в индустриальное русло.
Лукреция указывает на этажерку, заставленную фильмами, на которых, однако, одна и та же надпись: «Крейзи секс».
– Параноики делают системы безопасности «Крейзи секьюрити», нимфоманки снимают фильмы «Крейзи секс». Каждому виду умопомешательства – свое «индивидуальное ремесло»!
Девушки возбуждены. Блондинки, брюнетки, рыжие, африканки, азиатки, латиноамериканки, худые, полные – их, должно быть, не меньше сотни.
Лукреция и Исидор, раскрыв рты, наблюдают за вакханалией, которую снимает одна из девушек, в то время как ее ласкает ассистентка.
– Как там говорил Феншэ: «Любой недостаток может превратиться в преимущество»? Очевидно, эти дамы сумели направить свою болезнь в русло кинематографии, – иронизирует Лукреция.
Ее коллега не отвечает.
– Эй, Исидор, не позволяйте пению сирен очаровать вас!
132
Жан-Луи Мартен объяснил Феншэ, что изучение прямого удовольствия (прикосновение, ласка, даже от слияния тел) усложнилось ввиду социальных запретов, и это привело к исследованию других векторов.
«Например, ни для кого не секрет, что растения могут воздействовать на центр удовольствия. Даже животные принимают наркотики. Кошки жуют свою, кошачью, траву. Газели охотно поедают некоторые ядовитые ягоды, которые их опьяняют».
Больной LIS показал изображения на камнях и пергаменте: шаманы, в руках которых чаши, полные растений, а в центре лба небольшая звездочка.
«Именно тут, согласно древним верованиям, располагается наш третий глаз, местонахождение сознания. Мы не первые этим интересуемся».
Жан-Луи Мартен один за другим выводит файлы.
«Эти растения воздействуют на мозговую железу. Что ты знаешь о мозговой железе, Самми?»
Уставившись на экран, врач ответил не сразу.
– Она еще называется шишковидной железой. Это одна из самых маленьких желез человека: 0,16 грамма, красного цвета, продолговатой формы, как сосновая шишка, отсюда и ее название. В XVII веке Декарт поместил там душу… Надо же, а это любопытно, я не сопоставил.
«Я собрал много информации о мозговой железе. Кажется, вначале она была внешним органом, выступавшим над поверхностью черепа и выполнявшим функцию третьего глаза. Взгляни на это изображение. В Новой Зеландии все еще существует ящерица с внешней мозговой железой, способной к осязанию. У человека мозговая железа постепенно трансформировалась в шишковидную. Она образуется к сорок девятому дню развития зародыша, одновременно с полом. Словно человек одновременно оснащается органами внешнего и внутреннего удовольствия».
– И, как и полу, этой железе необходимо воспитание!
«Верно. Когда мы впервые используем пол, мы неопытны, почти не контролируем себя, а затем берем над ним власть, – отвечает Жан-Луи Мартен. – Таким же образом тебе надо приручить твою мозговую железу, или зону удовольствия. Так как я убежден, что мозговая железа – не что иное, как трансмиттер Последнего секрета».
Жан-Луи Мартен уточнил, что при рождении эта железа может достигать сорока граммов, но в возрасте двенадцати лет она перестает увеличиваться и начинает постепенно атрофироваться.
«Специалисты считают, что именно эта железа регулирует механизмы половой зрелости».
– Это объяснило бы то, что ребенок в большей степени умеет получать удовольствие, нежели взрослый, – размышляет Феншэ вслух.
«В 1950 году обнаружили, что эта важная для нас железа выделяет два вещества: мелатонин, который в настоящее время используют для изготовления лекарств, вроде бы продлевающих нашу жизнь, и ДМТ (диметилтриптамин), который мы синтезируем, чтобы получить некоторые галлюциногенные наркотики, такие как яжа».
Жан-Луи Мартен выводит изображение Гора, бога с головой ястреба; он держит в руках два растения.
«Хорошенько присмотрись к этому рисунку: в правой руке у него лист лотоса, в левой – ветка акации. Так вот, если смешать сок лотоса и порошок акации в нужной пропорции, можно получить растительный ДМТ. Вероятно, именно напиток с этими ингредиентами древние египтяне называли сома. Они стимулировали мозговую железу, которая косвенно воздействовала на Последний секрет. Человечество с древности исследует то, что мы обнаружили. В „Одиссее“, когда Гомер говорил об острове лотофагов, одурманенные поедатели лотоса также, должно быть, пили свою сому.
– Так вот почему Гомер ни слова не сказал об акации. Он не хотел давать точный рецепт, чтобы у его читателей не возникло идей…
Жан-Луи Мартен пишет все быстрее и быстрее.
«Это еще не все. Мы с Афиной обнаружили, что ДМТ заставляет сердце вибрировать на волне четко определенной длины: восемь герц. Это очень короткая волна, подобная космическим волнам, которые испускают звезды; волна, пересекающая Вселенную, материю, плоть».
– Это волнительно, ведь слово «герц» идет от первооткрывателя волн, Генриха Герца, который сделал свое открытие, понаблюдав за летучими мышами. И имя его означает «сердце» на идише.
«Если твое сердце бьется на волне восемь герц, оба полушария твоего мозга тоже работают на восьми герцах, и в этот момент ты пересекаешь нормальное восприятие мира. Индийцы говорят, что ты проходишь сквозь Майя, покрывало иллюзии».
– Олдос Хаксли называл этот проход «дверьми восприятия», что дало название группе Джима Моррисона «The Doors».
«И есть только одно: смесь лотос-акация. Чтобы достичь этого состояния, шаманы всего мира используют наркотики растительного происхождения: айа-хуаска, кока, кофе, галлюциногенные грибы».
– Другие наркотики вызывают сердцебиение, превышающее восемь герц, что приводит к слишком сильному воздействию. Положительный эффект становится отрицательным.
«Это точно. Наркотики шаманам не нужны. Действительно великие шаманы достигают экстатического состояния постом и медитацией, и только по собственному желанию».
Самюэль Феншэ вглядывался в картинку, изображающую человека со звездой в центре лба.
Тайна, тысячелетиями остававшаяся в тени: слишком уж она сложна, чтобы ею управляли незнающие.
«Однако теперь мечта всех мистиков сбылась. В центре мозга обнаружена побудительная причина любых действий, их источник – Последний секрет».
Самюэль Феншэ потер виски.
– Порой мне кажется, что, стимулированный, мой ум выходит из костяной тюрьмы черепа, преодолевает все мои чувства и попадает в универсальную базу данных. Это не только органическое удовольствие. Это еще и интеллектуальное удовольствие. Мне трудно не требовать от тебя постоянных стимуляций. Это по-настоящему мучительно.
«Ты можешь выразить точнее, что за универсальная база данных?»
– Когда ты стимулировал меня последний раз, у меня было впечатление, словно я получил доступ к особой информации. Фраза: «Думаем, что открываем неизвестный внешний мир, а на самом деле открываем внутренний». И это еще не все…
Доктор изменил интонацию.
– Я увидел… увидел… столько всего, ты просто не поверишь. Вчера, например, я заметил космические струны. Это были нити, проходящие сквозь Вселенную. На одном конце была черная дыра, а на другом – белый фонтан. Черная дыра действовала как волчок, вдыхая материю и превращая ее в тепловую магму, до тех пор пока материя не разлагалась в чистую энергию. Та скользила внутри нити, словно жизненная сила в волосе, а затем вытекала белым фонтаном.
«Космические струны?»
– Да, тонкие и длинные, как ниточки паутины. Мне показалось, я мог их коснуться. Эти струны были очень теплые, потому что их наполняла энергия. Порой по ним проходила вибрация. Они выдавали ноту «си». Мне почудилось, что наш мир мог родиться из такой вибрации. Музыка Вселенной.
Это видение произвело на Жана-Луи Мартена очень сильное впечатление, оно напоминало исследования астрофизиков. Черные дыры, связанные с белыми фонтанами, эффект арфы, вибрация, нота «си».
Феншэ снова опередил его, но Мартен гордился, что это случилось благодаря ему.
«Очаровательно. Ты соединил науку и поэзию, левую и правую половину мозга».
– Мне казалось, будто существуют не три обычных измерения плюс время, а только одно – пространственно-временное. К тому же большая часть информации, которую я получаю в момент стимуляции, вне времени. А одновременно в прошлом, настоящем и будущем.
Тут Жан-Луи Мартен не мог не вмешаться:
«Может быть, Последний секрет дает тебе сознание человека будущего».
– Когда я достигаю этого странного состояния, мне так приятно, так бесконечно хорошо… Я больше не чувствую никакой злобы, забываю о своих ежедневных проблемах. Вне своего эго я всего лишь отверстие. Это сложно объяснять.
«Я завидую тебе… А если мне тоже прооперироваться?»
Реакция последовала сразу же:
– Конечно, нет! Твоя роль четко определена. Ты – здравомыслящее существо. На тебе лежит ответственность за управление этим шквалом снаружи. Если и ты перешагнешь эту черту, никто уже не сможет охранять переход между двумя восприятиями реальности.
«Ты прав, я тоже Харон, если хочешь. Для нас, перевозчиков, пункт назначения определен…»
Глаз Жана-Луи Мартена, единственная подвижная часть его тела, неустанно работал.
«Иногда у меня такое ощущение, что мы совершаем зло. Зло для себя. Зло для людей. Словно знание, которое мы постигаем, преждевременно. Мы к нему не готовы. Порой у меня в голове мигает предупреждение: это небезобидно. Не открывай ящик Пандоры».
Ящик Пандоры, почему он вспомнил эту легенду? – подумал Феншэ. – Ящик Пандоры символизирует нездоровое любопытство. Если его открыть, появятся чудища.
«Тебе предстоит сразиться с умнейшим человеком мира, гроссмейстером Леонидом Каминским, и твой мозг заинтересован в том, чтобы показать себя».
Самюэль Феншэ переваривал полученную информацию. Декарт. Восемь герц. Акация, лотос, сома. Изменение восприятия. Похоже, они завершили этап, который волновал поколения и поколения исследователей и мистиков.
И в то же время он смутно чувствовал, что ему угрожает большая опасность.
Стоит ли открывать дверь?
133
Журналисты пробираются между соснами и каменными дубами. Юркнула лесная мышь. Им нельзя попадаться на глаза гипсовым садовым карликам, обшаривающим чащу.
Лукреция замечает здание, где они еще не были. Его скрывают деревья. На входе три буквы: ОТБ. Исидор знает, что означает эта аббревиатура: отделение для тяжелобольных. Тяжелобольные… Именно здесь помещают тех, кого не принимают в других местах – ни в обыкновенных психиатрических лечебницах, ни в тюрьмах. Буйные психопаты, убийцы-рецидивисты, самые крайние случаи отклонений. Их боятся даже другие больные.
Пираты клали свои сокровища в ямы со змеями, чтобы отвадить посторонних.
Они с опаской заходят в белый корпус. Кроватей нет. Это место скорее напоминает исследовательский центр.
– Личная лаборатория доктора Феншэ?
На этажерках стоят клетки с грызунами, на каждой написано имя исследователя разума: Юнг, Павлов, Адлер, Бернгейм, Шарко, Куэ, Бабинский.
– Так это они, опасные сумасшедшие из ОТБ?
Лукреция вытаскивает мышь под именем Куэ и запускает в лабиринт.
– Эмиль Куэ, это он изобрел метод Куэ?
– Именно. Он утверждал, что, если тысячу раз повторить себе: «Я выиграю», то в конце концов действительно выиграешь. Его метод основан на самовнушении и гипнозе.
Мышь бежит по лабиринту и оказывается у рукояти, которую начинает теребить.
Лукреция и Исидор выбирают другую мышь и кладут перед кодовым замком.
Через несколько секунд дверца открывается.
– Умберто был прав. Эти мыши намного умнее обычных.
– Супермыши…
– Маленькие мышки Феншэ…
Сталкиваясь с различными испытаниями, мыши выполняют акробатические трюки, ползут по прозрачным тубам, плавают, прыгают, находят кратчайший путь к рычагу. Изобретательность этих животных покоряет журналистов.
Исидор показывает на дверь. Лукреция вынимает отмычку и отпирает ее. Еще одна комната. Похожа на операционную.
Вдруг за ними откуда ни возьмись вырастают две тени.
– Осматриваемся? – спрашивает баритон. Лукреция оборачивается и тут же узнает его обладателя.
– Гм… тот, что справа, Такеши Токугава, по прозвищу Японский Каннибал… – говорит она.
В подтверждение ее слов он роется в карманах и вытаскивает кухонный нож.
– Тот, что слева, не столь знаменит, но не менее опасен, – уточняет Исидор. – Это Пат-душегуб.
Довольно кивая, громила щелкает толстым кожаным шнуром, придерживая его за концы.
– Этих типов показывали по телевизору, и их действительно надо было куда-нибудь посадить, – замечает Лукреция. – Какое невезение, что именно сюда…
– Харибда и Сцилла, если уместно такое сравнение.
Журналист хватает стул, чтобы удерживать противников на расстоянии. Лукреция в это время пытается открыть заднюю дверь.
– Только попробуйте приблизиться, звери!!! – кричит Исидор, подбадривая самого себя.
Наконец язычок замка уступает. Журналисты устремляются вперед, захлопывают за собой бронированную дверь и щелкают запорами. Двое мужчин с другой стороны изо всех сил колотят по ней.
– Не беспокойтесь, дверь выдержит. Она выглядит чертовски прочной.
Они осматривают новую комнату, похожую на кабинет. Лукреция открывает ящики. Исидор не спускает глаз со стены, на которой нарисована огромная картина по мотивам знаменитого произведения Сальвадора Дали «Апофеоз Гомера». Справа – нагая женщина, камень с выгравированными на нем письменами на иврите, труба, язык, ключ, ухо, приклеенное к корзине; в центре – человек с кнутом ведет на водопой трех лошадей; слева – статуя Гомера. Из щели в его лбу выбегают муравьи.
– Это невероятная картина, она настолько сложна, – говорит Исидор.
– Опять Одиссей. Гомер. Дали… Здесь должна быть связь.
– Возможно, это мотивация, о которой мы забыли. Основополагающие мифы, великие архетипы из истории человечества.
Лукреция достает записную книжку.
– Основополагающие мифы… Я их добавлю?
– Нет. Эту мотивацию часто включает в себя религия.
– А тут – Одиссей… Кому-то очень понравился этот миф, и он устроил все так, чтобы заставить реальный мир войти в этот выдуманный рассказ. Реальность создает разум.
Исидор проводит рукой по картине. Он надавливает на лицо Гомера, гладит надпись, выгравированную на камне, Щелкает пальцами по ключу. Ничего.
Лукреция, поняв, что ищет ее коллега, надавливает на щель во лбу Гомера.
– Слишком просто, – шепчет Исидор.
Они продолжают бегло проверять огромную картину.
– Думаете, где-то здесь скрывается тайный механизм? – спрашивает молодая женщина.
– Кто знает? – отвечает Исидор.
Его палец движется вдоль трубы и натыкается на лицо, которое кажется объемным.
Ничего не происходит.
Новая деталь привлекает внимание журналиста: поломанные крылья, наверху слева.
– Крылья Икара, – задумчиво говорит Исидор. – Икар слишком приблизился к Солнцу и упал… Предчувствовал ли он свою смерть?
Журналист слегка касается крыльев. Слышится скрежет. Открывается маленький люк. Внутри – коробочка, в которой они обнаруживают красный бархатный футляр, а в нем – маленькая пилюля в полсантиметра длиной, соединенная проводочком с пластинкой пошире.
– Последний секрет…
Лукреция подносит карманный фонарик. Предмет походит на небольшое насекомое без лапок, но они понимают, что это электропередатчик, который надо вживить в мозг, чтобы его обладатель познал абсолютное удовольствие.
– Такой миниатюрный!
Исидор осторожно берет предмет и кладет его на указательный палец.
– Без сомнения, именно это Жиордано обнаружил в мозге Феншэ.
– И, разумеется, поэтому его убили.
Они рассматривают крошечный передатчик, почти напуганные заключенной в нем властью.
134
Проклятие.
Черный конь проник в крепость белого короля, подобно Троянскому коню. Русский игрок удостоверился, что никаких уловок не осталось, и положил своего короля в знак капитуляции. С начала партии он потерял несколько килограммов. Он весь был в поту. Рубашка прилипла к телу. Волосы тоже слиплись, на лице было написано лишь унижение.
Это была последняя партия; счет пять: один не в пользу бывшего чемпиона. Настоящий урок.
«Жестокая игра – шахматы», – сказал себе Самюэль Феншэ.
В глазах Леонида Каминского светилось глубокое отчаяние.
Одиссей победил царя Приама.
Они пожали друг другу руки.
Слабые аплодисменты. Публика не любит аутсайдеров.
Неважно. Самюэль Феншэ выиграл матч. Отныне он – лучший в мире игрок.
Русский едва сдерживал слезы. Его тренер, как полагается у спортсменов, делал вид, что поддерживает своего подопечного, но в конце концов здорово отругал его.
У волков проигравший кладет свою голову под живот победителя, чтобы тот мог на него помочиться. В данном случае союзник проигравшего волка, его тренер, вынужден был поступить так же.
Психоневролог хотел бы его успокоить.
Сожалею, но с машиной должен сразиться лучший из нас.
Победитель поднялся на сцену и облокотился на стол.
– Этот матч я посвящаю Одиссею, – сказал он аудитории, – человеку, хитрость которого вдохновила мою игру. И еще я хотел бы сказать… (Нет, ничего, об этом говорить рановато. Позже.) Нет, ничего. Спасибо.
Засверкали вспышки фотоаппаратов.
Теперь ему оставалось сразиться с машиной, с DEEP DLUE IV, лучшим шахматистом, вобравшим в себя весь земной интеллект.
135
Сильный удар. Душегубы пробивают дверь, в качестве тарана используя металлическую скамью. Неожиданно позади них появляется пожилая дама. Она приказывает молодчикам убраться.
Лукреция узнает ее. Это дама, кажется, пораженная болезнью Паркинсона, спрашивала, который час, во время их первого визита.
– Полагаю, доктор Черненко, – резко говорит Исидор.
– Вы меня знаете? – удивляется она.
Нейрохирург прячет в карманах трясущиеся руки.
– Похоже, да. Теперь вы предпочитаете воздух Лазурного Берега? И вам, наверное, интереснее держать людей в рабстве новым наркотиком, Последним секретом, чем лечить от героиновой зависимости.
Руки в карманах дрожат немного сильнее.
– Откуда вы знаете?
– Доктор Олдс ведь предупреждал: воздействие слишком мощное. Никто не сможет совладать с жаждой Последнего секрета, едва он распространится. И конечно, в плохих руках он быстро приведет к ни с чем несоизмеримой катастрофе.
Похоже, Черненко задета за живое. Однако она решает ответить:
– Именно поэтому я очень осторожна. К тому же здесь мы на острове, который охраняют мотивированные люди.
– Параноики?
– Совершенно верно. Мы умеем хранить Последний секрет. Тут тысяча двести больных, и я уверена, что никто не предаст.
– Однако мы здесь, а если это так, то и другие смогут попасть сюда, – замечает Лукреция Немро.
Пожилая дама сжимает челюсти.
– Умберто! Черт побери, дни этого болвана сочтены.
– Предатель всегда появится. Вы изменили Олдсу, Умберто предал вас. Непременно наступит время, когда Последний секрет будет раскрыт. В конце концов тайны понемногу выходят наружу…
Исидор украдкой проскальзывает влево, чтобы отрезать пожилой даме путь к выходу.
– Только я знаю, где находится Последний секрет. Если этого не знать, от передатчика не будет никакого толку. А ведь это место определено с точностью до миллиметра.
Журналист продвигается еще немного. И вдруг пожилая дама вынимает из кармана автоматический пистолет.
– Еще шаг, и я сделаю вам мгновенную трепанацию, и без анестезии. В отличие от скальпеля я, боюсь, не сумею соблюсти градус перфорации.
– Вы дрожите, – говорит Исидор, который, несмотря на угрозу, продолжает приближаться.
Вид у женщины решительный.
– Науку ничто не остановит. Или вы из тех мракобесов, которые считают, что лучше быть спокойными невежами, чем знать и рисковать?
– Рабле говорил: наука без сознательности – всего лишь обломки души.
– Сознательность без науки тоже далеко не уйдет, – парирует она.
– Посмотрите, вас трясет.
Левой рукой она пытается усмирить дрожание правой руки, в которой пистолет.
– Ни шагу вперед.
– Вас трясет все сильнее и сильнее, – повторяет Исидор тоном гипнотизера.
Женщина смотрит на свою руку, которая больше не в состоянии сохранять линию прицела. Исидор уже совсем рядом и готовится обуздать ее.
– Ну же, доктор. Подобные игры вам уже не по возрасту. Вы слишком сильно дрожите, вы не способны нажать на спусковой крючок.
Но тут из тени выходит молодая женщина, перехватывает пистолет и решительно берет журналистов на мушку.
– Она – нет. Но я – да. Позволь мне сделать это, мама.
136
После победы над Каминским Самюэль Феншэ встретился с Наташей Андерсен. Они пришли в отель и занялись любовью.
Но Наташа не достигла оргазма.
– Тебе надо принять очевидное, Самми, я фригидна.
– Это слово меня пугает. К тому же ты не страдаешь бесчувственностью. Не иметь оргазма – это другое!
Она издала печальный смешок. Откинувшись на подушки, Наташа зажгла сигарету и жадно затянулась.
– Какая ирония жизни! Моя мать лишила меня того, что в себе она развила в излишке!
– Я убежден, что оргазм для тебя достижим, – заявил Феншэ.
– Ты лучше меня знаешь: что из мозга вырезано, не отрастет никогда.
– Да, но мозг может пересмотреть свои функции. Например, когда мы затрагиваем зону речи, эстафету принимает другая, предназначенная для иного, зона. Пластичность мозга бесконечна. Я видел гидроцефалку, мозговое вещество которой было сродни кожице, покрывавшей череп изнутри, однако она говорила, рассуждала и запоминала даже лучше обычного человека.
Наташа надолго задержала дым в своих легких ради незначительного удовольствия отравить великолепное тело, подаренное ей природой. Она знала, что ее любовник пытался бросить курить и ему неприятно, что она курит, но она и не собиралась доставлять ему удовольствия!
– Твои теории хороши, но они не выдерживают испытания реальностью.
– Это психологическое. Ты уверена, что не можешь, и это тебя блокирует. Может быть, тебе стоит встретиться с моим братом Паскалем. Он гипнотизер. Ему удается отучить людей от табака и заставить спать страдающих бессонницей. Наверняка он сумеет сделать что-нибудь для тебя.
– Он собирается удовлетворять меня гипнозом!
Она расхохоталась.
– Возможно, он освободит тебя от блокировки.
Она окинула его пренебрежительным взглядом.
– Перестань мне лгать! Твой передатчик находится в строго определенном месте, но за каждое особое действие отвечают различные зоны. То, что мама вырезала мне кусочек мозга, это неплохо. Это действительно освободило меня от власти героина, и, к счастью, эту потерю мозг не сумел восстановить. Цена освобождения – моя неспособность испытывать оргазм. Я больше никогда не познаю наслаждения. И что бы ты об этом ни говорил, даже хорошее вино, даже красивая музыка мне не помогут. Таково мое наказание. Журналы называют меня секс-символом №1 в мире, все мужчины мечтают заняться со мной любовью, а мне недоступно удовольствие, которое может испытать любая дурнушка с каким-нибудь водителем!
Топ-модель хватает бокал с шампанским и разбивает его о стену.
– У меня больше ни к чему нет вкуса. Я ничего не чувствую. Я живой труп. Какой интерес жить без удовольствия? У меня осталась одна эмоция – гнев.
– Успокойся, тебе надо…
Самюэль Феншэ внезапно осекся, словно почувствовал нечто, пришедшее издалека.
– Что случилось? – спросила она.
– Пустяки. Это Никто. Думаю, он хочет поздравить меня с победой…
С помутненным взглядом, погруженным в горизонт, пересекающий стену, ее любовник начал улыбаться, дыша все быстрее и быстрее. Наташа с презрением смотрела на него. По телу врача прошли судороги.
– Ах, если бы ты знала, как я ненавижу, когда ты смотришь на это!
Все в Феншэ выражало восторг, который возрастал, усиливался, возвышался. Она метнула в него подушкой.
– Это вызывает у меня чувство неудовлетворенности. Ты можешь понять это? – воскликнула она. – Нет. Ты меня не слушаешь, да? Ты весь в своем удовольствии. У меня такое впечатление, будто ты мастурбируешь рядом со мной.
Феншэ издал едва ли не животный хрип.
Ликование. Радость. Блаженство.
Заткнув уши, она тоже закричала, чтобы больше не слышать его. Их рты оказались друг против друга, один в восторге, другой в бешенстве.
Наконец Феншэ вернулся на землю. Теперь он был в полуобморочном состоянии, с опущенными руками, полузакрытыми глазами и отвисшей челюстью.
– Ну что, счастливчик? – цинично спросила Наташа и выдохнула дым ему в лицо.
137
– Наташа Андерсен!
Топ-модель встает в боевую стойку.
– Наташа… Черненко. Андерсен – это фамилия моего первого мужа.
Исидор приветствует ее.
– А вот и Цирцея, красивая и опасная волшебница, – объявляет он. – После сирен только этого испытания и недоставало.
– Цирцея – это та волшебница, которая запросто превращает людей в поросят? – спрашивает Лукреция.
Молодая женщина знаком приказывает им сесть.
– Вам трудно представить, что такое жизнь топ-модели. Все начинается с амфетаминов. Они нужны, чтобы оставаться бодрой, несмотря на jet lag6, чтобы не поправляться и не обращать внимания на голод. Амфетамины дают прямо в агентствах. Затем переходят на экстази, чтобы продлить эффект расслабленности, праздничной атмосферы, потом – кокаин для блеска в глазах, за ним LSD, чтобы убегать от самой себя и забыть, что с тобой обращаются, как со скотом на сельскохозяйственной ярмарке. И в конце концов – героин, чтобы забыть, что ты еще жива.
В конечном счете, мой средний рост помог мне избежать массы проблем, думает Лукреция.
Поигрывая пистолетом, Наташа ходит вокруг Исидора.
– Многие из нас принимают наркотики во время дефиле. Говорят, это придает артистичности. Трагедийная актриса? Да, в нас должна быть трагедия, которую люди должны ощутить. Это – часть спектакля. Меня втянул наш фотограф, который был и моим дилером, и я стала поглощать все больше наркотиков. Это как бесконечная спираль. Я чувствовала отвращение ко всему. Вы даже не представляете, насколько эффективен героин. Голод пропадает, спать не хочется, постоянно жаждешь секса. Перестаешь уважать других. Лжешь. Не уважаешь саму себя. Обманываешь себя. Я к тому же не уважала свою мать. И вообще никого. Я уважала только своего фотографа, поставщика героина. Он уже все от меня получил – мои деньги, тело, здоровье, и я бы отдала ему жизнь ради нескольких секунд галлюцинаций.
Исидор подносит руку к карману.
Наташа вздрагивает, но он успокаивает ее, протягивая пакетик с лакрицей.
– Я семь раз покушалась на самоубийство. В конце концов мать захотела меня спасти, причем любой ценой. Она знала, что меня уже невозможно остановить, вразумляя или угрожая. Я лгала. Я испытывала отвращение к себе. Я никого не уважала. А она любила меня. То, что она сделала для меня, – последнее доказательство ее любви.
– Я ничего не теряла. Если бы операция не удалась, я предпочитала бы видеть ее помешанной или мертвой, – вставила пожилая дама.
– Она прооперировала меня.
Мадам Черненко начинает дрожать чуть больше.
– Именно там и находится ад. В наших головах. Никаких желаний, никаких страданий. Ни желаний, ни страданий! – повторяет она, словно политический слоган.
Исидору, похоже, крайне интересно.
– Нет страдания – нет жизни. Ведь разве не способность страдать является отличительной чертой любого живого существа? Даже растение страдает, – говорит он.
Наташа Андерсен прижимается к матери и целует ее в щеку. Свободной рукой она берет ее за руку.
– Операция оказалась успешной. Наташа вернулась в мир живых. Внезапно об этом стало известно, и властные структуры поспособствовали росту моего дела. Для страны это имело огромное значение. Мы добились успеха там, где Запад стоял на месте. По какому праву, по какой такой причине мы не должны спасать наркоманов? Ничего такого нет. Клятва Гиппократа не сдерживает. И к мозгу прикасаться тоже не запрещено.
Наташа внимательно, не моргая, по-прежнему смотрит на журналистов.
– Феншэ обнаружил мои исследования, – продолжает Черненко. – Он приехал ко мне, он первым понял, что я имею дело с центром удовольствия, открытым Джеймсом Олдсом. Он попросил меня прооперировать его. Но он хотел не удалить центр, а, наоборот, стимулировать.
– Значит, вы не случайно с Феншэ, – говорит Лукреция.
– Мамина операция сработала, – вступает Наташа, – но не без побочного действия. Желание наркотика пропало, но вместе с тем я утратила вообще всякие желания. Ломка от нехватки героина сменилась отсутствием эмоций.
– Мне очень хотелось, чтобы они встретились. Они были двумя частями одного целого. У Феншэ в излишке было то, чего Наташе недоставало. Только он один мог ее понять, – говорит доктор Черненко, дрожа все сильнее и сильнее.
– И я убила его… – произносит Наташа.
– Вы его не убивали, – уверяет Исидор.
Топ-модель пожимает плечами.
– Феншэ был зациклен на том, чтобы довести меня до оргазма. В тот вечер у него был особый мотив. Победа привлекает победу. Мы крепко обнялись.
– …и он умер.
– Говорите, вы вживили передатчик в его голову. Кто посылал возбудитель?
Компьютер, стоящий на столе недалеко от них на столе, включается, и на экране пишется слово: «Я». И ниже: «Приходите ко мне».
138
Жан-Луи Мартен не понял, что происходит. После победы над DEEP DLUE IV он, как всегда, послал поощрительный разряд: девятнадцать милливольт в течение полсекунды.
Обычно Самюэль Феншэ сразу же звонил, чтобы прокомментировать свои ощущения, но в этот раз – ничего.
Больной LIS ждал несколько часов. Слушая телевизионные новости, он узнал жуткую весть: доктор Феншэ умер.
САММИ… УМЕР?
Невозможно.
На экране он видит, как Наташу уводят полицейские.
Она думает, что это она. Но нет, это я. Это я убийца.
Мартен почувствовал, как его охватывает глубокое отчаяние. Самми. Он только что убил человека, которого действительно любил. Единственного, кому он был бесконечно признателен.
Из здорового глаза вытекла слеза, из уголка рта – ниточка слюны. Никто не смотрел на него, никто не знал, какая огромная печаль пожирала его. Он не знал, оплакивает ли он потерю друга или свое полное отныне одиночество.
В ту ночь, когда Жан-Луи Мартен вошел в фазу парадоксального сна, ему явилась картина «Апофеоз Гомера». Во сне он услышал голос поэта, который рассказывал свою «Одиссею»:
Муза, скажи мне о том многоопытном муже,
который
Долго скитался с тех пор, как разрушил
священную
Трою,
Многих людей, города посетил и обычаи видел,
Много духом страдал на морях, о спасеньи заботясь
Жизни своей и возврате в отчизну
товарищей верных…7
Вместо лица Гомера на картине возникло лицо Самми с тем ужасающим восторженным оскалом, который появился в последнюю секунду его жизни. Молния ударила в лицо, и оно застыло, как на тех кадрах, что показывали в новостях.
Потом он увидел себя, плывущего в море на картине.
Что же там было дальше? Кажется, очень долго Одиссей прожил у нимфы Калипсо.
Нимфа Калипсо!
Черт возьми!
Больной LIS проснулся. Единственный его глаз открылся. Он чувствовал, что пресыщен изображениями Дали. Последние остатки сна разлетелись, как скворцы при виде кота. Но этого хватило, чтобы он вспомнил.
Гомер, Одиссей, Самми.
Он включил компьютер. Разыскал сайты, посвященные реальному пути древнегреческого героя Греции.
Два чудовища, Харибда и Сцилла, это, должно быть… Корсика и Сардиния. В проливе между этими островами сильное течение, а его поверхность усеяна рифами. Вот почему Гомер сравнивает скалы с чудовищами.
Одиссей упал в воду и добрался до жалкого обломка своего корабля и после девяти дней блуждания по морю попал на остров Огигия, где жила красивая нимфа Калипсо, дочь Атласа.
Надо же! Это могло бы быть здесь.
Связь между легендой и реальностью взволновала его.
Значит, Одиссей не случайно так очаровал меня. Он приплыл на этот остров.
Остров Святой Маргариты, возможно, и есть остров, названный Огигией, тот, где жила нимфа Калипсо!
139
Остров Святой Маргариты благоухает лавандой. Вход в пещеру и край скалы ни о чем не говорят четырем людям, которые с взволнованным видом проходят мимо. Они не удостаивают взглядом источенную червями, почти окаменелую деревяшку, остаток древнего корабля, приставшего к этому берегу более двух тысяч лет назад.
Наташа и ее мать ведут журналистов по отделению гебефреников. Вокруг больные практически в вегетативном состоянии.
Все останавливаются рядом с одним из них, пускающим слюну. У него красный глаз, а к голове прикреплен полотняный шлем с электрическими проводами. Часть из них воткнута в предмет, покрытый белой тканью. Перед лицом пациента – экран компьютера и серьезное электронное оборудование. Внезапно монитор загорается. В центре его появляется текст:
«Это я – Никто».
Журналисты не могут понять. Неужели «это» – виновный? Инвалид, неспособный пошевелиться, даже не занимающий какую-нибудь специальную комнату.
Исидор, однако, понимает, что это не только наилучшее укрытие, но и самое твердое алиби. Кому бы пришло в голову подозревать существо, которое не в состоянии двигаться?
Это и есть убийца? Его невозможно даже в тюрьму посадить, он уже в худшей из тюрем, в тюрьме своего тела. К нему не применишь никакого наказания, ведь он уже получил самое ужасное из всех.
Несчастный человек в пижаме, окруженный зондами и датчиками, может совершать тягчайшие преступления, но никто не причинит ему больше страданий, чем он уже испытал.
Исидор Катценберг понимает, почему доктор Феншэ выбрал именно этого больного, чтобы получать стимул.
Это же чистый разум.
Компьютер очень быстро выводит текст:
«Браво. Красивая шахматная партия. Как игроку, мне понравилось то, как вы пробрались в крепость и проставили шах моим ферзям. Когда-то Феншэ так же атаковал Каминского. Хитрость Одиссея».
Лукреция спрашивает себя, как этому неподвижному человеку удается писать слова и предложения.
Шлем. Шлем преобразует его мысли в электронные сигналы.
На экране появляется новая надпись:
«Шах, но не шах и мат. Напротив, настает время окончательной развязки. Следователи, считающие, что поставили преступника на колени, сами оказываются в тупике. Потому что королю невозможно поставить мат. Он лишь мозг, который думает, и его никто не может потревожить».
– Вы убили Феншэ? – спрашивает Исидор.
«Здесь не вы задаете вопросы, месье. А я. Что вы знаете о том, что происходит в больнице?»
– Они знают все. От них надо избавиться, – говорит Наташа.
«Физическое насилие – последний аргумент слабых», – мысленаписал Жан-Луи Мартен.
– Тогда что с ними делать?
Глаз с экрана перемещается на журналистов. Исидор с вызовом отвечает.
– Глаз смотрел из могилы… – декламирует он.
«Вы ошиблись книгой, – парировал больной LIS. – Никто – из легенды об Одиссее, а не из Библии».
– Вы видите себя Одиссеем? – насмешливо продолжает Исидор.
Лукреция не понимает провокации своего друга. Глаз моргает.
«А я и есть Одиссей. Только вместо того, чтобы исследовать побережье Средиземного моря, я роюсь в тайнах мозга, пытаясь отыскать источник человеческого разума».
– Нет, – говорит Исидор, – вы не Одиссей.
– Что? Что на вас нашло? – удивляется доктор Черненко.
«Пусть говорит!» – откликнулся Жан-Луи Мартен.
Исидор набирает воздуха и выдает:
– У вас только один глаз. Значит, вы не Одиссей, а, скорее, Циклоп.
Молчание. Даже Лукреция изумлена самоуверенностью своего коллеги.
Во что он играет? Вот уж подходящий момент хитрить!
«Я Одиссей».
– Нет. Вы Циклоп!
«Одиссей! Я герой».
– Циклоп. Вы злодей.
«Вы заблуждаетесь!»
Ошарашенные перепалкой, ни Наташа, ни ее мать не осмеливаются вмешиваться.
140
Как он может! Какая наглость! Я не злодей! Я – Одиссей. А они – ничто.
А! Я слышу, что ты мне шепчешь, Афина. Это провокация, я не должен попасть в ловушку. Как в шахматах: когда один игрок нападает, преимущество оказывается у него, а защищающийся становится предсказуемым.
Этот журналист очень силен, должно быть, он тоже умеет играть в шахматы. И он знает психологию. Он переступил через свою жалость к такому несчастному инвалиду, как я. Он преодолел свою ненависть к противнику и свободно манипулирует мной. Он талантлив. Несколькими хорошо подобранными словами он вновь разбудил ребенка, спрятанного в глубине моего разума. Я говорю с ним, как с теми мальчишками, которые провоцировали меня во дворе детского сада.
Не впадать в панику, вызванную нападением. Не позволять эмоциям переполнить меня. Оставаться хозяином своего мозга. Не ненавидеть его. Этот человек задел меня, но я остаюсь спокойным, сильным, честным.
Я вижу, как он оскорбляет меня, вижу, как он мне вредит, но этот вред – стрела, которую я остановлю в полете, прежде чем она меня настигнет.
Ты хотел причинить мне зло, а я плачу тебе добром. Вот в чем моя сила. Спасибо за науку, Афина. Ведь знаю, что следующими властителями будут властители разума. Но все же так просто он не получит вознаграждения. Я дам ему его, только если он окажется достойным.
обращений к странице:9348