В конце мая случайно — то есть,
надеюсь , случайно — я встретился с Гимназистом. С одним из той парочки инспекторов, что допрашивали меня после гибели Мэй. Я зашел в универмаг “Токю Хэндз”, купил паяльник и уже направлялся к выходу, когда столкнулся с ним лицом к лицу. Невзирая на совсем летнюю погоду, он был в толстом твидовом пиджаке — но, судя по лицу, это его ничуть не смущало. Возможно, служба в полиции развивает в человеческом организме особую жаростойкость. Кто его знает. В руке он держал фирменный пакет универмага — такой же, как у меня. Я сделал вид, что не заметил его, и собирался пройти мимо, но Гимназист не дал мне улизнуть.
— Экий вы неприветливый! — натянуто пошутил он. — Мы ведь не совсем чужие люди. Зачем притворяться, что мы незнакомы?
— Я спешу, — только и сказал я.
— Что вы говорите? — напирал Гимназист, совершенно не веря в то, что я могу куда-то спешить.
— Нужно к работе готовиться. Плюс целая куча других важных дел, — не сдавался я.
— Понимаю, — закивал он. — Но, может, хоть минут десять выкроите? Как насчет чая? Уж очень хотелось с вами вне работы поговорить. Десяти минут хватит, уверяю вас.
И я зашел вслед за ним в битком набитый кафетерий. Зачем — сам не знаю. Запросто ведь мог отказаться и пойти своей дорогой. Нет же — поплелся, как миленький, в кафетерий и стал пить кофе с полицейской ищейкой. Нас окружали влюбленные парочки и студенты. Кофе был дрянным, воздух спертым. Гимназист достал сигареты и закурил.
— Давно хочу бросить — увы! — сказал он. — Пока я на этой работе — даже пробовать бесполезно. Без курева просто не выжить. Слишком нервы стираются.
Я молчал.
— Нервы стираются, — повторил он. — Все вокруг тебя ненавидят. Чем дольше работаешь уголовным инспектором — тем неприятнее ты окружающим. Глаза мутнеют. Дряхлеет кожа лица. Почему дряхлеет лицо — не знаю, но это так. Очень скоро начинаешь выглядеть вдвое старше своего возраста. Манера речи — и та меняется. И ничего светлого в жизни не остается.
Он положил в кофе три ложки сахара, добавил сливок, тщательно размешал и неторопливым движением поднес чашку ко рту.
Я посмотрел на часы.
— Ах, да! Время, — вспомнил он. — Минут пять еще есть, не так ли? Не волнуйтесь, надолго не задержу. Я по поводу той убитой девчонки, Мэй.
— Мэй? — переспросил я как можно тупее. Не на того напал, дядя. Так просто ты меня не поймаешь.
Он слегка скривил губы и рассмеялся.
— Ах, да, конечно!.. Так звали убитую — Мэй. Выяснилось в ходе расследования. Имя, понятно, не настоящее. Кличка для работы. Проститутка, как мы и предполагали. Я это чувствовал с самого начала. На вид — приличная девушка, на деле — все наоборот. В наши дни все сложнее на глаз отличить. Раньше как было? Посмотришь — и с первого взгляда ясно: шлюха. Одежда соответствующая, косметика, мимика, жесты... А в последнее время так просто уже не понять. Женщины, о которых и не подумаешь никогда, занимаются этим на всю катушку. Кто ради денег, кто просто из любопытства. Все это никуда не годится. Это очень опасно, вам не кажется? То и дело встречаться с незнакомыми мужчинами и полностью доверяться им один на один. А в этом обществе кого только не встретишь. Извращенцы, садисты. Что угодно может произойти. Вы согласны со мной?
Я поневоле кивнул.
— Но молодые девушки этого не понимают. Им кажется, что в мире удача всегда на их стороне. Ну, здесь ничего не поделаешь. На то она и молодость, чтобы на это рассчитывать. Они искренне верят, что все будет хорошо. И понимают, что это не так, когда уже слишком поздно. Когда им, беднягам, уже на горле чулок затягивают. Финиш...
— Так вы поняли, кто убийца? — спросил я.
Он покачал головой и нахмурился.
— К сожалению, пока нет. Много деталей выплыло. Но газеты ничего не узнают, пока следствие не закончится. В частности, стало ясно, что ее звали Мэй. Что работала проституткой. Настоящее имя... впрочем, это уже несущественно. Родилась в Кумамото. Отец — государственный служащий. Пускай и в небольшом городе, но в начальники выбился. Дом — полная чаша, семья обеспеченная. Деньги регулярно ей посылали. Мать по два раза в месяц к ней в Токио приезжала — приодеть, обеспечить всем, что для жизни нужно. Она родителям говорила, что работает в модельном бизнесе. Старшая сестра замужем за хирургом. Младший брат учится на юриста в университете Кюсю. Не семья — загляденье! Какого черта дочери из такой семьи выходить на панель? После того, что случилось, дома все в шоке. Поэтому мы пока не сообщаем семье, чем она занималась на самом деле. Из сострадания. От известия, что дочь задушили в отеле чулком, мать и так на грани самоубийства. Слишком страшная новость для такой идеальной семьи.
Я молчал. Пускай уж выговорится до конца.
— Мы вышли на организацию, которая поставляет проституток по вызову. Не буду говорить, чего это нам стоило. Но и выудить кое-что удалось. А знаете, как? Отловили трёх шлюх в фойе большого отеля. Показали им те же фотографии, что и вам, и допросили с пристрастием. Одна раскололась. Не у всех такие железные нервы, как у вас. Да и в ней слабину нащупали сразу. В итоге мы узнали об Организации. Бордель экстра-класса. С членской системой и расценками для ходячих мешков с деньгами. Нам с вами — увы! — в такие места ход заказан. Или вы готовы за один раз с девчонкой выложить семьдесят тысяч? Я не готов. Благодарю покорно. Чем такие деньги тратить, я лучше в постели с женой сэкономлю, да сыну новый велосипед куплю. В общем, что говорить — не для нас, голодранцев, развлечение! — Он рассмеялся и посмотрел на меня. — Но даже захоти я им выложить эти семьдесят тысяч — никто со мной говорить не станет. Сразу выяснят, что я за птица. Всю мою подноготную вмиг разузнают. Безопасность — прежде всего. Сомнительных клиентов не обслуживают. А уж уголовных следователей и подавно — но не потому, что с полицией, в принципе, связываться не хотят. Будь я какой-нибудь шишкой из полицейского управления — дело другое. Но только оч-чень большой шишкой. Чтобы пригодился в случае чего. А с такого пугала огородного, как я, все равно никакого толку.
Он допил кофе и опять закурил.
— В итоге мы попросили ордер на обыск всей этой лавочки. Через три дня получили его. И когда ворвались с ордером в контору клуба — нас встретила пустота. Космическая пустота. Ни бумаг, ни улик, ни свидетелей. Ни-че-го. Иначе говоря, утекла секретная информация. Вопрос — откуда утекла? Как вы думаете?
— Не знаю, — сказал я.
— Из полиции, откуда ж еще! Кого-то из начальства это зацепило. И нас попросту сдали. Доказать невозможно. Но нам в отделении всё ясно и без доказательств. Кто-то позвонил в клуб и предупредил: скоро, мол, гости нагрянут, смывайтесь, пока время есть... Подло. Низко и недостойно. А клубу, как видно, к срочным переездам не привыкать. Свернулись за какой-нибудь час — и ищи ветра в поле. Снимут другую контору, другие телефоны поставят — и опять за старое. Это же так просто. Пока есть список клиентов, и девочки как надо построены — они могут продолжать этот бизнес где угодно. И нам уже ни до чего не докопаться. Нас вышвырнули из игры. Оборвали все ниточки одним махом. Узнай мы, кто заказывал ее в ночь убийства, все сдвинулось бы с мертвой точки. Но теперь, когда все вот так, наши руки опять пусты. Как дальше действовать — сам черт не поймет.
— Непонятно, — сказал я.
— Что непонятно?
— Если, как вы говорите, она работала в клубе с членской системой — зачем члену клуба ее убивать? Его же сразу вычислить можно будет, разве не так?
— Именно, — кивнул Гимназист. — Имя убийцы не должно было отражаться в бумагах клуба. Значит, это либо ее приятель-любовник — либо член клуба, который вызвал ее частным образом, напрямую. Ни для первой, ни для второй версии у нас никаких зацепок нет. Мы ничего не нашли. Тупик.
— Я не убивал, — сказал я.
— Разумеется. И мы это знаем, — сказал он. — Я вам сразу сказал. У вас не тот тип характера. Вы не способны убить человека, это сразу видно. Люди вашего типа не убивают других людей. Но вам что-то известно. Я это чувствую. Профессиональным чутьем. Может, расскажете? Все останется между нами. Я не полезу вам в душу, и ни в чем вас не упрекну. Обещаю. Серьезно.
— Даже не знаю, о чем вы, — сказал я.
— Ч-черт, — нахмурился Гимназист. — Значит, все зря... Вся штука в том, что наше начальство не хочет давать делу ход. Ну, шлепнули в отеле проститутку — и черт с ней, так ей и надо. У наших начальников логика простая: чем меньше проституток, тем лучше. Большинство из них и трупов-то почти не видали. Они и представить себе не могут, что это такое, когда голой красивой девушке перетягивают горло чулками. Как это страшно, и как ее жалко... Среди членов клуба — не только полицейские боссы, но и большие политики. А у полиции ушки на макушке. Блеснет в темноте золотая хризантема— полицейский тут же голову втягивает, как черепаха. И чем выше сидит — тем глубже втягивает. Что ж, не повезло бедняжке Мэй. И погибла ни за грош, и убийцу найти уже, видать, не судьба...
Официантка забрала его пустую кофейную чашку. Я свой кофе так и не допил.
— Если честно, — продолжал Гимназист, — я к этой девушке, Мэй, испытываю странное чувство. Что-то вроде родственной близости. С чего бы это? Сам не пойму. Но когда увидел ее в кровати — голую, мертвую, с чулком на горле — я вот что подумал. Эту сволочь, ее убийцу, я поймаю, чего бы мне это ни стоило. Конечно, на подобные сцены мы уже насмотрелись по самое не хочу. И при виде очередного трупа не сходим с ума от жалости и сострадания. Видел я и расчлененку, и обгоревших до костей — какие угодно. Но ее труп был особенный. Невероятно красивый. Стояло утро, лучи солнца падали на нее из окна. И она лежала, словно обледеневшая в этих лучах. Глаза открыты, язык в гортань закатился, горло чулком перетянуто. Концы от чулка на груди уложены. Аккуратно так, в форме галстука. Я смотрел на нее — и чувствовал странную вещь. Будто эта девочка просит меня — лично меня! — чтобы я раскрыл эту тайну. Будто, пока я не найду убийцу, она так и будет лежать замороженная в лучах солнца. Там, в отеле. Да так и кажется до сих пор: пока убийца на свободе, пока дело не раскрыто — она не разморозится, не освободится от этой судороги... Как считаете, это нормальное ощущение?
— Не знаю, — сказал я.
— Вы, как я понял, уезжали куда-то надолго. Путешествовали? Загар вам очень к лицу, — сказал инспектор.
— На Гавайи по работе летал, — сказал я.
— Здорово... Завидую вам. Мне бы мне такую шикарную работу. А тут с утра до вечера трупы разглядываешь. Поневоле станешь угрюмым типом. Вы когда-нибудь разглядывали трупы?
— Нет, — сказал я.
Он покачал головой и взглянул на часы.
— Ну, что ж. Ладно. Простите, что зря отнял у вас время. Хотя, может, и не зря. Говорят же люди — случайных встреч не бывает. А разговор этот в голову не берите. Даже таких, как я, иногда тянет по душам поговорить... Если не секрет, что купили-то?
— Паяльник, — сказал я.
— А я — струну для прочистки труб. Все трубы в доме позабивались...
Он расплатился за кофе. Я предложил ему половину суммы, но он наотрез отказался.
— Ну что вы, ей-богу! Это же я вас сюда заманил. Ваше время и нервы стоят дороже. А это все так, пустяки...
На выходе из кафетерия я вдруг кое-что вспомнил.
— И часто вы расследуете убийства проституток? — спросил я.
— Как сказать... В общем, довольно часто. Не то чтобы каждый день. Но и не раз в год, это точно. А что — вы интересуетесь убийствами проституток?
— Нет, не интересуюсь, — ответил я. — Просто так спросил.
На этом мы расстались.
Он скрылся из глаз — а у меня еще долго сосало под ложечкой.
обращений к странице:6902